Неограниченные права всегда оборачивались неограниченными возможностями. В частности, неограниченное право арестов и реквизиций - неограниченной возможностью обогащения. Начавшиеся в 1918 году революционные изъятия ценностей у представителей свергнутых классов отличались от банального грабежа лишь наличием некой бумаги с печатью. Дальнейший путь полученного таким сравнительно законным путем добра зависел исключительно от сознательности сотрудников только что созданной Всероссийской чрезвычайной комиссии. Однако борьба между революционным долгом и страстью к обогащению нередко заканчивалась полной и окончательной победой последней. Видный чекист Матвей Берман писал: "Работа в Чека часто развращает еще не "обстрелянных" коммунистов, и они, прикрываясь "охраной революции", иногда начинают творить безобразия". Однако скоро стали складываться негласные правила проведения реквизиций и распределения изъятых ценностей. К примеру, руководство ВЧК считало вполне приемлемым отъем имущества не только у ненавистных пролетариату буржуев, но и у неспособных сопротивляться чекистам госучреждений.
12 апреля 1918 года чекисты забрали из переведенного в Москву бывшего царского гаража, именовавшегося после революции автоконюшенной базой, четыре автомобиля. Налет на советскую организацию был проведен в три часа ночи, а сопротивление охраны быстро подавлено. Но поскольку сделано это было во благо Чрезвычайной комиссии, никаких карательных мер не последовало, а на требования Комиссариата имуществ из ВЧК отвечали, что "машины будут возвращены, когда комиссии будут не нужны". Однако, когда такую же реквизицию провернул один из чекистов для себя лично, да еще и открыто, реакция главы ВЧК Феликса Дзержинского оказалась абсолютно иной:
"Пузыревский,- писал он 8 мая 1918 года заведующему спекулятивным отделом ВЧК,- третьего дня и вчера допился до того, что проделал ряд безобразий, компрометирующих нашу комиссию. Стрелял в гостинице, а затем болтал всевозможные глупости, свидетельствующие о том, что этот человек с нами ничего общего не имеет. Кроме того, вчера напился при исполнении обязанностей, захватил автомобиль председателя больничных касс, сказав ему, что он член нашей комиссии и т. д. Прошу его немедленно уволить, отобрав у него удостоверения, и уведомить меня".
Учитывая тяжелую экономическую и продовольственную ситуацию, начальники отделов и территориальных ЧК начали оставлять часть реквизированных денег и драгоценностей в своих сейфах и направлять затем на удовлетворение личных и оперативных нужд. Например, ветеран ЧК Яков Мхитаров-Мрачный (см. "Власть" N24 за 2008 год) сообщал впоследствии в ЦК о следующем способе использования реквизированных ценностей, хранителем которых в Азербайджанской ЧК был молодой Лаврентий Берия:
"На чистке партийной организации АзЧК, председателем которой являлся Багиров, а фактически его заместителем, начальником секретно-оперативной части,- Берия, одной из сотрудниц (Кузнецовой Марией) Берия разоблачался в попытке изнасиловать ее в своем кабинете, но, получив решительный отпор и желая заставить ее замолчать, предложил ей драгоценное кольцо из числа хранившихся у него в кабинете в сейфе ценностей".
Судя по тому, что после этого инцидента Берия остался и в партии, и в госбезопасности, подобное использование ценностей в узком чекистском кругу, да к тому же для предотвращения скандала, считалось вполне приемлемым.
"Работа чекистов, полная искушений на всякие злоупотребления"
По всей видимости, стремление любой ценой избежать публичного скандала шло от самого Дзержинского, который, судя по документам, пытался совместить несовместимое - очистить ряды чекистов от коррупционеров и воров, сохранить работоспособные кадры, среди которых немалое число имело еще дореволюционный опыт, и поднять авторитет ЧК, чему вряд ли способствовали бы громкие процессы над мздоимцами и грабителями в кожаных тужурках.
Опасения Дзержинского не выглядели надуманными. Ленин писал, что чекисты на Украине принесли тьму зла. А постоянный оппонент Дзержинского - председатель Верховного трибунала при ВЦИК Николай Крыленко на III Всероссийском съезде деятелей советской юстиции говорил, что правой рукой ЧК уничтожает контрреволюцию, а левой ее плодит, и предположил, что ВЧК - левша.
Поэтому главный чекист при наведении порядка в подведомственных подразделениях действовал с крайней осторожностью. В 1919 году, когда количество жалоб на мздоимство чекистов-следователей превысило все мыслимые пределы, он опубликовал в газетах следующее обращение:
"Ввиду того что в последнее время, по слухам, различные темные личности под видом следователей, комиссаров и ответственных должностных лиц ВЧК занимаются всякого рода вымогательствами, вводя в заблуждение родственников и знакомых заключенных под стражей, Всероссийская чрезвычайная комиссия доводит до всеобщего сведения следующее. Все лица в интересах облегчения участи самих арестованных обязаны немедленно о всех случаях шантажа и вымогательства сообщать об этом во Всероссийскую чрезвычайную комиссию на имя председателя комиссии с указанием точного адреса и телефона. Все лица, подавшие такое заявление, найдут полную защиту от шантажистов, будут немедленно выслушаны, и будут приняты самые решительные меры для привлечения виновных к строгой ответственности и удовлетворения пострадавших".
Дзержинский уточнил свою позицию в январе 1921 года, когда приказал подготовить циркуляр всем руководителям подразделений "по вопросу об отношении к преступлениям и проступкам чекистов и к неправильным на них обвинениям" и предложил основные тезисы:
"1. Работа чекистов тяжелая, неблагодарная (в личном отношении), очень ответственная и важная в государственном, вызывающая сильное недовольство и отдельных лиц, и саботажных учреждений. Вместе с тем работа, полная искушений на всякие злоупотребления властью, на использование своего положения и одного факта службы в ЧК для личных выгод.
2. Чтобы чекист мог выполнить свои обязанности и остаться твердым и честным на своем пути, для этого необходима постоянная товарищеская поддержка и защита со стороны председателя, членов коллегии, заведующих отделами и т. п... Слабые на искушение товарищи не должны работать в ЧК. И защита, и укрывательство тех, кто впал в искушение и злоупотребил своей властью для своей корысти, недопустимы и преступны троекратно. Совершает преступление тот председатель и заведующий, который замазывает и покрывает преступление чекиста".
"Фельдъегеря расстреляли, чтобы завладеть его хорошей охотничьей собакой"
Найти золотую середину между защитой рядовых чекистов от ложных наветов и суровыми карами за злостные правонарушения чекистским руководителям оказалось не под силу. В особенности после того, как Дзержинский добился для них права самим карать и миловать своих сотрудников. И при определении меры наказания для проворовавшихся или погрязших во взятках чекистов многим из них удавалось отделываться выговорами или, в худшем случае, увольнением со службы. Когда же чекистские преступления становились массовыми, то коллегии местных ЧК (после переименования - ГПУ и ОГПУ) начинали массово приговаривать виновных к высшей мере наказания.
Так происходило, например, в 1922 году, когда чекистам перестали выдавать деньги и продовольственные пайки и преступления стали вынужденными и повсеместными. Главный украинский чекист Василий Манцев писал Дзержинскому:
"Хочу обратить Ваше внимание на тяжелое положение органов ГПУ и сотрудников по Украине. Я думаю, что это общий вопрос, и в России положение их едва ли лучше. Денежное вознаграждение, которое уплачивается сотруднику, мизерное так же, как продовольственный паек. Сотрудник, особенно семейный, может существовать, только продавая на рынке все, что имеет. А имеет он очень мало. И потому он находится в состоянии перманентного голодания. На этой почве происходит общее понижение работоспособности, настроение сотрудников озлобленное, дисциплина падает, и нужны исключительные условия, чтобы в нужный момент заставить их работать хотя бы вполовину против прежнего. Дальше зарегистрирован ряд случаев самоубийства на почве голода и крайнего истощения. Я лично получаю письма от сотрудниц, в которых они пишут, что принуждены заниматься проституцией, чтобы не умереть с голода. Арестованы и расстреляны за налеты и грабежи десятки, если не сотни сотрудников, и во всех случаях установлено, что идут на разбой из-за систематической голодовки".
Судорожные массовые расстрелы чекистов оказались столь же неэффективными, как и всепрощенчество. Снижение числа должностных преступлений и грабежей под видом обысков началось лишь после относительной нормализации снабжения и выплаты денежного содержания.
После этого руководство начало закрывать глаза на факты самоснабжения чекистов, только если они не становились широко известными. А к стенке ставили лишь тех, чьи нарушения выглядели особенно злостными и вызывали широкий резонанс. В 1924 году Коллегия ОГПУ приговорила к расстрелу уполномоченного по Нарымскому краю Смирнова, который обнаружил в тайге старообрядческий женский монастырь и присвоил изъятые там ценности. Возможно, наказание могло оказаться куда менее суровым. Но подчиненные Смирнова изнасиловали двух монахинь, которые, не вынеся позора, утопились, и случай вызвал огромное возмущение среди верующих.
В годы расцвета новой экономической политики и оживления частного предпринимательства некоторое подобие приличий соблюдалось чекистами лишь в столице и крупных городах. В провинции сотрудники ОГПУ крышевали мелких торговцев и крупных нэпманов, ввиду чего имели достаточно средств для отдыха на полную катушку - пили, проводили время в игорных притонах и у проституток.
После смерти Дзержинского в 1926 году к власти в госбезопасности пришли его соратники и руководители среднего звена, имевшие серьезный опыт мздоимства. Так что дело обогащения с годами росло и ширилось. Однако не забывались и старые традиции. В декабре 1933 года возник вопрос о том, кто будет охранять стратегические запасы зерна. Проблема решалась на Политбюро, в решении которого специально оговаривалось: "Возложить охрану всех фондовых хлебных складов по Восточной Сибири на войска ОГПУ, с тем чтобы ГПУ Восточной Сибири ничего не присваивало из запасов (складов) государства, как это имело место в отношении импортного государственного скота".
Не было забыто и присвоение имущества арестованных. Брат заместителя наркома внутренних дел Богдана Кобулова, комиссар госбезопасности Амаяк Кобулов писал в покаянном письме Берии, что во время репрессий арестовывал не столько врагов, сколько состоятельных жителей Грузии, чтобы потом забрать у них ценности.
"При НКВД,- писал один из свидетелей о ситуации 1937 года в Тбилиси,- был открыт спецмагазин для реализации конфискованных при аресте у "врагов народа" вещей, которые приобретали за бесценок сами работники внутренних органов. Был даже такой случай, когда заместители министра и их жены дрались между собой за право покупки вещей. Фельдъегеря Монтяна расстреляли, чтобы завладеть его хорошей охотничьей собакой и ружьем".
